сказочное

[Ежж]

***


Я проснулась в половине четвертого после полудня. Виски и затылок противно ныли. Было слишком поздно, чтобы выбираться в город навещать Сергея. Я приготовила что-то на ужин, даже не вдумываясь, что конкретно я готовлю. Абсолютно без души и на автомате. Если бы Сережка был дома, он бы обязательно стал возражать, но папе такая кулинария нравилась даже больше. Он всегда говорил, что боится моего творческого подхода к еде, как и маминого экспериментаторского.
Я ушла в свою комнату, разложив на кровати бумажки из третьей папки. Листы, отпечатанные на машинке, я прочитала со слабым интересом.
Будущее нашей науки носило имя убиенного императора Павла. Павлуша родился в городе еще меньшем, чем наш, приехал поступать в вуз, поступил, остался в магистратуре, закончил ее и начал преподавать. Студентов любит, они его тоже, потому что мальчик живет в своей химии и умудряется остальных ею заинтересовать, из тех, кто способен понять хотя бы ее основы. Остальных педагогов уважает безмерно, они отечески ему умиляются. Не служил, признан негодным из-за плохого зрения и чего-то связанного с позвоночникам – классические болезни всех ботаников. В связях, порочащих себя, не замечен. Даже с плохими компаниями никогда не общался. И пиво не пил по пятницам в парке. Мать – школьная учительница младших классов. Отец – директор школы, преподаватель немецкого языка. Предсказуемо. Хотя, странно, что его отец директор, значит, он реализовавшийся администратор? И почему языки? Разумно было бы предположить, что его отец учитель математики или физики, но не лингвист. Мне казалось, что лингвисты из другого теста.
Далее шло что-то абсолютно мне непонятное. Мысленно умиляясь своему искусствоведческому образованию, я разложила листы с формулами перед собой и уставилась в них с умным видом. Единственное, чему я научилась за всю школьную программу из курса химии, – смотреть на формулы и изображать мыслительный процесс. В этой ситуации данное умение мне не помогало.
Отложив листы в сторону, я села за компьютер и нашла с помощью поисковика несколько сонников. Гадая, как заставить будущее светило науки заглянуть за разгадкой снов в сонник, я принялась изучать все, что пишут толкователи снов, мысленно решив поинтересоваться у Мефистофеля при следующей встрече, следует ли кому-то из них верить. Сонники мне не понравились, их советы были слишком неконкретными. Послав листочек выводиться, я еще раз перечитала нагло скопированное с мистических сайтов:
«Если во сне Вы видите утопленника, то в реальной жизни Вас ожидают значительные перемены. Возможно, Вы стоите на пороге нового этапа Вашей жизни. Будьте открыты переменам.
Накрывать на стол, делая множество разнообразных бутербродов, – риск увлечься незначительными делами, упустив из виду нечто важное.
Сон, в котором Вы разбираете игрушку или выбираете игрушки в магазине, означает, что Вы растрачиваете свои силы на мелочи, забывая о главном.
Если во сне Вы собираете смородину, то наяву Вы сможете добиться многого благодаря своему уму и терпению. Если Вам приснилось, что Вы делаете желе из красной смородины и чувствуете раздражение по поводу того, что эта работа требует от Вас слишком много времени и усилий, то в реальной жизни Вы можете спасовать перед ситуацией, даже не попробовав что-либо сделать.
Видеть во сне аиста – благоприятный знак. Такой сон сулит радости семейной жизни и успехи на работе.
Если во сне Вы видите факелы, то наяву Вас ждут приятные развлечения и удача в делах.
Назначить кому-либо свидание в аэропорту – риск промедлить с важным решением…»
Щелкнул замок входной двери. Оставив листок лежать на кровати, я вышла в коридор. Я была бы рада видеть и маму, и папу: каждого из них мне было что спросить, но они пришли вместе, разрушив мой план перехватить из них каждого до ужина. Пообещав через двадцать минут подать на стол аппетитный борщ, я скрылась на кухне. От успеха этой небольшой операции зависело очень многое.


***


Как я уже говорила, папа является сторонником классической кулинарии. Ему очень нравится, как готовит мама, но она, будучи талантливым ученым-химиком, постоянно добавляет в еду что-то, от чего наш организм должен быть в восторге, вырабатывать сильнейший иммунитет и получать какие-то дополнительные бонусы, о которых мы предпочитаем не задумываться. Ее таланта хватает на то, чтобы модернизация проходила бесследно для вкусовых рецепторов, однако иногда еда меняет оттенок или консистенцию, к чему мы до сих пор не привыкли. Потому папа был вполне добродушен, доедая тарелку ароматного борща. Мама же просто была довольна, потому что ей не пришлось готовить после работы. Я могла немного расслабиться.
– У меня к вам важный вопрос, – мама расставила на столе чашки с чаем. – Кто из вас берет мой эликсир из пробирки с синей резиновой пробкой?
– Никто, – ответил за нас двоих папа.
– Мы их боимся, – призналась я.
– Он практически безопасный, – отмахнулась мама. – Кроме того, все наши лаборантки его опробовали для улучшения волос, нахвалиться не могут.
– Барабашка ворует, – предположил отец. – У нас в прошлом месяце она пряники воровала. Еле поймали и сдали в отдел уфологии.
– На изучение? – задала вопрос мама.
– Нет, работает там. Мусор выносит, за упаковку пряников в неделю. Даже экономно получается, – рассказал папа.
– Я к тому, милые мои, что если кто-то опять будет им пользоваться, то пусть делает это с осторожностью, ни капли не должно попасть на кожу рук или лица, – предупредила мама.
– Мы на полном серьезе боимся твоих пробирок, – повторила я. – Не с моими знаниями химии куда-то лезть. Я даже про катализ ничего не знаю.
– Правило №4? – тихо сказал папа, но я легонько пнула его под столом.
– Софья, тебе должно быть стыдно, – мама строго на меня посмотрела. – Это входит в школьную программу.
– Я знаю, – печально призналась я, – но в школе было еще и непонятно.
Семя упало на благородную почву – мама не переваривала нашего с Сережей школьного учителя химии, считая его слабым и посредственным. Она никогда не говорила нам этого прямо, но мы вполне могли заметить очевидное. Мама поджала губы и посмотрела чуть левее меня, подбирая слова.
– Если совсем просто, то катализ – это процесс, ускоряющий реакцию, но не влияющий на ее результат. Мы постоянно пользуемся катализаторами в жизни, но не осознаем этого. Сейчас мне ничего не приходит на ум, кроме пищевых ферментов, но этот пример обмусолили все учебники, – мама все еще смотрела чуть левее меня.
– Если покрыть свежую картину составом, который заставляет ее «стариться» раньше времени, то будет ли этот состав катализатором? Краска начнет осыпаться, сворачиваться, реагируя на воздух, температуру и свет, – задумчиво перечисляла я.
– Ты права, – подтвердила мама, находя меня взглядом.
В этот момент наша школьная учительница потеряла оставшиеся капли ее уважения. Я же осознала для себя, что использовать записи исследования Павлика точно не буду, потому что если мне становится сложно даже на таком простом этапе, то нужно искать другой путь. Папа терпеливо молчал. Ему было интересно, что я хочу спросить у него, но он понимал, что дважды за ужин такой фокус не пройдет.
После ужина я проскользнула в папин кабинет. В тот момент он сравнивал два чертежа. Что там было нарисовано, я не поняла. Как, впрочем, и печали в глазах папы, когда я употребила «нарисовано» в одном предложении с «чертежами».
– Наверняка, те сны, которые я создаю, где-то сохраняются, – предположила я.
– Наверняка, сохраняются, – беспристрастно ответил отец.
– Мне интересно, можно ли создать некий плагин, который бы демонстрировал последние две минуты сна нужному адресату без моего участия? – спросила я. – Если я уже показывала нужный сон вчера.
– Тяжелый сон? – спросил отец.
– Очень, – призналась я. – Боюсь, не потяну.
– Сейчас узнаем, – папа снял трубку с телефона и попросил девушку на «вертушке» соединить с Сережиным начальником.
Как оказалось, существовала специальная программка, которую может запустить сам Сережин начальник со своего компьютера, если я уверена, что один и тот же сон по кругу сможет привести к нужному результату. Я была уверена в технике больше, чем в себе. Всю прошлую ночь мне снилась рефлекторно сжимавшаяся рука и тяжелый запах.


***


Я щедро намазала гелем затылок и виски. Напульсники были закреплены, прищепки тоже. Просмотрев зеленые циферки и дождавшись заставки, я велела программе открыть третью папку.
Представив аэропорт с криво написанным на стене адресом сайта, откуда я скачивала сонники, я взяла себе секунду отдыха. Тут же на второй стене появился заметный стикер с аккуратной надписью «аэропорт». В центре постройки появился куст смородины, рядом с которым красовалась яркая табличка «смородина». Рядом с кустом появился утопленник, которого я переместила сюда со страниц нашедшегося в доме учебника по криминалистике, потому он был черно-белый и плоский. Повесив соответствующий ярлык и на него, я заставила утопленника делать желе из смородины. У куста возник Павел и начал собирать смородину. Спустя секунду ему начал помогать аист. На одном крыле у аиста был ярлык, а на втором – адрес сайта с сонниками. Вдруг аэропорт начал деформироваться и превратился в магазин игрушек, о чем говорили новый стикер и игрушки в витринах.
Аист тащил Павла через витрину со словами:
– Айда делать бутерброды, только нужные игрушки выберем! Нам еще на стол накрывать…
Утопленник шел следом молча. В одной руке он нес смородиновое желе, а в другой – факел.
Паша схватил с витрины какого-то плюшевого медведя, который тут же обратился в пепел (а зачем забивать мальчику память ненужными элементами?), аист тут же рассмеялся, подмигнул и вкрадчиво сказал:
– Запомни, Паша, это важно! Ты выбрал игрушку в магазине, сам!
Утопленник хмыкнул из солидарности и притащил откуда-то стол для кукольного чаепития и нарезанный батон. Бумажными руками он взял Пашу за плечи, развернул его к столу и указал на желе и хлеб.
– Делай высокий бутерброд, Пашечка, от этого многое зависит, – ехидничал аист.
Утопленник мерзко хохотал. Ему вторили все игрушки с витрин.
Вспышка. Голову сдавил тяжелый раскаленный обруч. Перед глазами горели зеленые буквы: «Аварийный выход». Я сняла шлем.
– Черт! Черт! Черт! Черт!!!
Кажется, Павел не выдержал моих тонких намеков.
– У тебя такой бедный словарный запас, или ты притворяешься? – спросил папа, переступая порог Сережиной комнаты.
– Не притворяюсь, – ответила я, массируя запястья.
– Это отлично, мы хорошо тебя воспитали, – папа помог мне подняться с шезлонга.
– Спорный вопрос, – усмехнулась я.
– Мне нравится. Это главное, – папа потянул меня на кухню. – К слову, синий компот нашей мамы прекрасно избавляет от головной боли и позволяет спать без сновидений.


***


Как правило, я не ношу солнечных очков, но сегодня дневной свет казался мне невыносимо ярким. Вежливо кивнув охраннику на входе в госпиталь и получив хрустящую белую накидку, я поднялась в палату брата. Сергей был не один. На его кровати сидела девушка, которая в прошлый раз показалась мне сдержанной. Сегодня она улыбалась и что-то оживленно ему рассказывала, перебирая его волосы. И сам Сережка показался мне мягче, чем обычно.
Я тихо вышла из палаты и закрыла за собой дверь. Встретив на лестнице Ваню с пакетом дежурных мандаринов, я сказала ему, что Сережа занят и вытащила его во двор больницы. Желая узнать от Ивана все возможное и невозможное, я выбрала скамейку недалеко от памятника, отобрала у него мандарин и начала его чистить. Ване, как истинному джентльмену не оставалось ничего иного, как сесть рядом и ждать моих вопросов. Я хотела уже приступить, как к нашей скамейки подошла другая девушка, та, что выглядела более энергичной.
– Вы Сережина сестра?
Я кивнула. Потом решила, что стоит предложить ей мандарин, но девушка отказалась.
– А мы вместе на досках катаемся, – пояснила мне она. – И встречаемся.
Я издала какой-то неясный звук.
– Вы не знаете, почему у меня такие проблемы с пропуском? До сих пор не могут сделать, – пожаловалась мне она.
– Это главный госпиталь ФБД, – с почетом в голосе напомнила я, – они очень осторожно следят за своей территорией. Некоторые жены не могут получить пропуск, чтобы навестить своих мужей, а тут девушка. Это же нельзя проверить официально.
– А Ванька? – девушка хитро посмотрела на моего приятеля.
– Во-первых, он агент ФБД, а, во-вторых, крестник папы, – дружелюбно улыбнулась ей я, о семейственности и связях в ненавистной мне структуре ходили слухи даже среди простых смертных. – Подожди, будет Сереже чуть лучше, тебя обязательно пропустят.
Девушка постояла еще немного и ушла. Мне даже удалось вручить ей несколько мандаринов.
– Так на кого мне стоит обратить внимание? – повторила вопрос я.
– А кто тебе больше понравился? – вопросом на вопрос ответил Иван.
– Я пока держу нейтралитет, мало ли что, – пожала плечами я. – А тебе?
– Другая мне ближе, я ее лучше знаю. Эта тоже по-своему хорошая. Ты не сердишься? – поразился мой собеседник.
– У меня нет поводов сердиться, – я достала из пакета еще одну мандаринку. – Результат вполне предсказуем. Сережа – второй любимый ребенок, единственный сын. Он и ведет себя как любимый мальчик. Пусть, он практичный, умный, многое осознающий, но все еще младшенький и капризный. Я даже понимаю, что ему тоже тяжело, но ситуацию нужно как-то решать. В таком варианте она слишком взрывоопасна и непредсказуема.
– Он тоже понимает, – тяжело вздохнул Ваня. – Как думаешь, кто из них понравился бы вашим родителям?
– Папе – обе, маме – никто.
– Почему ты решила?
– Про маму? – переспросила я. – Чтобы понравиться нашей маме девочка должна уметь приготовить шесть блюд из одной курицы, как минимум. У мальчиков другие испытания.
– Вашей маме и готовить? – рассмеялся Иван. – У нее же вечно еда неадекватного цвета.
– Не забывай, у нас классическая семья с патриархальным укладом. Мама бы смогла с помощью одной курицы составить шикарное меню, еще бы и цвета подобрала веселенькие, – уверила приятеля я.
– Допустим, вторая бы прошла этот тест, – не сдавался Ваня.
– Она бы завалила другой – на силу характера и соответствие поведения. Если первая сообщает, что она является Сережиной избранницей, значит, она имеет на это право и получила его от Сережи. Тут первой нужно было либо поднимать данный вопрос, либо мириться с этим. Она решила мириться. А если решила мириться, то не стоит приходить в больницу. Когда мне было лет четырнадцать, наш сосед погиб при исполнении. Помню, как мама металась от жены к любовнице и обратно, пытаясь объяснить последней, что она не имеет права так рыдать, убиваться, ехать на кладбище. Как заведенная, она повторяла одно лишь слово – «неприлично». Возможность плакать на ритуальной церемонии была только у законной супруги.
Ванька задумался. Я тоже. Обе девочки мне были симпатичны и обе вызвали раздражение. Особенно раздражало то, что одна девочка напоминала мне меня, а вторая – ту, которой мне никогда не быть.
– Придет время – разберется сам, – вынесла вердикт я. – Лишь бы не опоздал. И над чужим мозгом сильно не издевался. Там потом всю жизнь тараканы плодиться будут.
Мы глубокомысленно съели еще по мандаринке, после чего я пошла домой отсыпаться, а Ваня – на службу.

***


Зеленые циферки. Заставка. Программа послушно открывает третью папку. Мгновенно появляется украшенная площадь. Через секунду – толпа раздетых девушек в перьях, танцующих самбу. Справа и слева – девочки с помпонами и портретом Павла на груди. Позади них – сборные страны по хоккею и футболу. Все скандируют «Павел, вперед!». У многих в руках огромные плакаты «Павел, химия – это твое», «Только ты способен изменить мир» и «Не сдавайся, мы с тобой!». Над всей площадью разнеслось вечное «Мы ждем перемен» Цоя, и меня снова вышибло.
Павел становился предсказуемым.


***


Мы с Ваней шли из больницы, когда нас встретил Мефистофель. Он стоял у ворот в парк, где мы с Сережиным другом обычно расходились в разные стороны, и лениво забавлялся с йо-йо. Иван вежливо кивнул ему, еле слышно назвав "пижоном". Судя по всему, ему не хотелось общаться с исследователем снов лично, потому я не удивилась, когда Ваня исчез, даже не попрощавшись.
– Софья, скажите мне, пожалуйста, – Мефистофель пристально посмотрел на меня некрасивыми прозрачно-голубыми глазами с бесцветными ресницами, – у вас негласный чемпионат с кем-то по психоделике?
Я отрицательно помотала головой.
– А жаль, вы бы имели все шансы взять первое место, – юноша убрал йо-йо. – Нам по пути, пойдемте, я вас провожу.
– Пройдемте, – поправила я. – Так будет вернее.
Мефистофель усмехнулся, но ничего не сказал. Очевидно, я была права.
– Мне есть, за что вас похвалить, – признал исследователь снов. – Первое задание вы выполнили, второе выполните завтра, как мне кажется. А как реагировать на третье – я не знаю. Начальник вашего брата – тоже.
Я пожала плечами и всем своим видом попыталась выразить безразличие к собственной судьбе. Не знаю, насколько у меня получилось, но мой собеседник только улыбнулся.
– Мы с коллегой посовещались и решили закрыть на все глаза, если вы пообещаете нам не доводить молодого ученого до сумасшедшего дома, – сообщил Мефистофель.
– Мне неизвестны все особенности тонкой психики юного дарования, – развела руки в стороны я.
– Пообещайте не делать этого специально, – предложил юноша.
– Обещаю, – легко согласилась я.
– И почему я вам не верю? – Мефистофель улыбнулся, открывая передо мной дверь подъезда.
Я поднялась на лестничный пролет и посмотрела вниз. Юноша поймал мой взгляд и изящно спрыгнул с крыльца вниз, изображая что-то в полете.
«Пижон», – мысленно согласилась я с Ваней.


***


Едва программа пустила меня в белую комнату, как я услышала свой голос:
– Павел, ты меня слышишь? Пашка! Павлик, нужно поговорить.
Он не откликался.
– Павлуш, к тебе обращается высший разум.
– Кто? – переспросил химик.
– Высший разум, – повторила я. – Отлично, есть контакт, а то мне еще выспаться надо… Так вот, Паш, будь другом, закончи ты все свои эксперименты и толкай науку вперед. Планета в тебе нуждается.
– Да ладно! – не поверил Павел.
– Совершенно точно, – уверила его я. – Ты настолько талантливый ученый, что не можешь принадлежать себе. Твои открытия должны принадлежать кому-то: либо злу, либо добру.
– А если я не буду ничего никому говорить?
– Все узнают. Причем, зло раньше, – обнадежила юношу я. – Ладно, мы с тобой все уладили. Я пошел спать.
– Слушай, а как ты выглядишь? – заинтересовался ученый.
– Что-то среднее между вашим жирафом и осьминогом, зеленого цвета, – на этих словах я мысленно велела программе вернуть меня в комнату.
Спать не хотелось абсолютно. Смыв с волос гель и накинув на плечи джинсовую куртку, я решила сходить до круглосуточного магазина за упаковкой грейпфрутового сока.
Три часа августовской ночи. Спокойный район, где получают квартиры только агенты ФБД и их медики. Будучи подростком, я придумала изощренный способ самоубийства – выйти на одну из местных улиц около семи вечера и громко заявить, что мужчина должен не служить, а работать. Правда, чтобы способ сработал, нужно было быть мальчиком. В любом случае, мне хватило ума не пробовать. Возможно, у меня бы тоже получилось.
Я медленно вдохнула и выдохнула теплый воздух. Впервые за последние дни я наслаждалась жизнью.
– Извините, у вас не будет зажигалки и сигарет? – на крыльце магазина стоял уставший Павел.
– Нет, не курю, к сожалению, – я смутилась.
– Вы мне не поверите, мне снился ваш голос, – юноша зачем-то снял очки и посмотрел на меня беззащитными глазами.
– Почему же… верю, такое бывает.
– Я химик. Мне нужно завершить одно правильно решить несколько задач и не ошибиться в выводах, тогда с теоретической частью будет покончено, но это скучно. Вам приходилось сталкиваться с катализаторами?
– Конечно! Это ферменты и раствор, который старит картину, – улыбнулась Павлу я. – А я помогаю брату, пока он на больничном. А до этого работала в багетной мастерской.
– Делали французские батоны?
– Нет, рамки для картин.
– Жаль, что у вас нет сигарет, – грустно сказал Павел.
– Мне тоже, – вежливо согласилась я. – Удачи вам.
Он спустился с крыльца и пошел в сторону другого магазина.


***


Войдя в комнату брата, чтобы выключить компьютер, я на пару секунд замерла в нелепой позе. Перед мерцающим монитором в полной темноте, нацепив наушники, сидела полностью волосатая барабашка, ищущая в интернете приемлемый вариант эпиляции.
Разбудив родителей, я потащила их в комнату.
Папа радовался, как дитя, напоминая всем, что он всегда знал про барабашку. Мама убедила беднягу не исчезать, сказав, что утром даст ей один из эликсиров, который обязательно поможет и подарила ей наушники, прошептав мне, что после барабашки надевать их негигиенично.
В моей же комнате сидел Мефистофель, катающийся на стуле по полу.
– Могу тебя обрадовать, твои эксперименты дали хороший результат. Павел в ударе, творит и созидает, – сообщил он, раскручиваясь вправо.
– Прекрасно, – оценила я. – Только я безумно хочу спать, а завтра мне еще ехать в больницу к чахнущему брату поднимать сложные моральные вопросы.
– А отметить? В такую погоду отлично гулять по улицам, – предложил Мефистофель.
– Уже отметила, так что в другой раз.
– Значит, он будет? – уточнил юноша.
– Вы меня вербуете? – улыбнулась я.
– А почему бы и нет?
– Я не перевариваю саму идею ФБД, – напомнила исследователю снов я.
– Я тоже, – легко признал он.
– Давайте поговорим об этом завтра после госпиталя, – предложила я.
– Такие вопросы лучше решать сразу, – не сдавался Мефистофель.
– Мой храбрый друг, у меня очень строгий отец, который выше вас по званию и занимает более высокую должность, чем вы. Боюсь, что ему не понравится, что ночью кто-то вербует ее дочь практически у него под носом.
– Он, мягко говоря, будет в диком гневе, – добавил папа из коридора. – Учить плохому самое светлое существо! Как бы это не стоило вам карьеры… Сейчас он проснется и приедет сюда.
Мефистофель посмеялся и выскользнул на карниз. Спустя пару мгновений в щелочку между дверью и стенкой пролезла папина рука со стаканом синего компота. Я с благодарностью взяла напиток, пожелала папе спокойной ночи и провалилась в спокойный ровный сон.
часть 2.

@темы: сказка, мое